Протекши мыслию грядущи времена,
В которых скрыто все, как в море глубина,
Со скорбью вопросил себя в уединенье:
Не лучше ль жизнь вести сколь можно в наслажденье,
Без горя ближнему и без вреда себе,
Чем ждать в унынии и тягостной борьбе
Всех нравственных идей, - минуты сокровенной,
В которую, простясь с землей благословенной,
Отшельничьей стопой пойдем на новый свет,
Где нет ни горести, ни злобы, ни сует,
Куда, однако же, не всяк идет по воле,
Куда не хочется и в тяжкой бывши доле?
Сойдемся ли мы там, еще не решено;
Жилищ не много в нем для нас осуждено.
Я в рай не попаду. - Но если бы судьба
И вздумала спасти от адских рук раба,
Увижу ли друзей толико мне любезных?
Увижу ль Ш..... в селениях небесных?
Пускай увидимся - иль в аде, или там,
Иль на распутии, ведущем к сим местам;
Но кто нам принесет ту семгу превосходну,
В четырнадцать вершков, изящну, благородну,
Которая на зов для дружеска стола
От Белых вод к Неве сухим путем пришла?
Кто грешневых блинков пушистых приготовит
И рыбы для ухи из Невских струй наловит?
Котлеты со тельца с горохом съединит
И вкусным сырником трапезу заключит?
Какой бестрепетной возьмет туда мадеру,
Чтоб силы подкрепить иль потчевать мегеру?
Какой отважнейший с бутылками в руках
Потащится на суд пред Вечным в небесах?
Кто водки принесет, иль пива, или квасу
И пуншем разведет желудочную массу?
Итак, любезнейший, доколе врозь пойдем;
Прийди и поедим, да кое-чем запьем;
Хоть в брашнах сих и нет изящества прямого,
Но да приложатся приязнию Больного.