II

        "Вожделенного свиданья
            Наступает час.
С сердцем, трепетным от ожиданья,
        Здесь сижу, смотрю на вас,

        О таинственные зыби!
            Принесите мне...
Чу! я слышу плеск; - нет, это рыбы
        Разыгрались в быстрине! -

        Вечер ризою тумана
            Приодел луга.
Ах, приди ж сюда, приди, Сияна,
        Осчастливить пастуха!

        Уж и так часы разлуки
            Веком для меня.
Мне под бременем жестокой скуки
        Не мил свет златого дня.

        Вечера я дожидаюсь,
            Мрак его любя:
Я при нем с тобою лишь видаюсь,
        Он мне возвратит тебя,

        Возвращал уже трикраты,
            Так! Уж столько крат
Счастья райского цветы пожаты
        Нами в лоне здесь отрад.

        Ах, почто же медлишь ныне,
            Милая моя!
Но - сие названье дать богине
        Смею ль бедный смертный я! -

        Может быть, я недостоин
            Прелестей твоих!
Но отныне буду ли спокоен:
        Я познал однажды их!

        И как мотылек несчастный,
            Должен в них сгореть.
Пусть меня палит сей огнь прекрасный;
        В нем приятно умереть!

        Ах! но тщетно ожидаю:
            Ночь уже близка!
Нет тебя. Я тщетно истощаю
        Звуки своего рожка.

        Мне ответствует молчанье
            И отзыв глухой,
И коровушек моих мычанье;
        Просятся они домой..."

Венули бурные ветры с непогодой.
        Зашумел от них сыр бор,
        И свирепый их напор
Возбудил, воздвиг дремавши воды;
Почернела, вспенилась река,
Мрачные над нею облака
Скрыли зрак вечернего лазуря;
        И ярящаяся буря
Слышится уже издалека, -
И уж близко: хлынул водопадом
Дождь из облак. Под дробящим градом
        Полегла в полях трава;
Вихрем ломит и валит древа.
        И Полим, спеша со стадом
        От грозы такой, - едва,
                Весь измокши
                И продрогши,
Страшною застигнут тьмой,
        Путь нашел домой.

Утром буря утишилась,
И стекла с полей вода.
В красном солнце обсушилась
Травка, - и уже стада
Выгоняются на паству;
А влюбленный наш Полим
Поспешал к местам драгим,
Где сплетали ивы часту
Сень над берегом крутым.

С трепетом притек, - но те ли
Видит там предметы он?
С ветвий листья облетели,
Ах! и пни из корня вон
Вырваны, лежат средь тины,
А кудрявы их вершины,
Преданы ударам волн,
Стелются поверх пучины.

Все разорено, увы!
Той зеленой муравы,
Тех цветочков нет и следу,
На которых перед сим
С милой отдыхал Полим,
Тайную ведя беседу.

Вид нерадостный такой
Сердце юноши - тоской,
Ясны очи - слез наполнил.
Он, закрыв лицо рукой,
Тяжко воздохнул и молвил:
"Знак, что я всего лишен!
Отнят и приют сей злачный,
Наш чертог, Сияна! брачный
Отнят, - бурей разорен.

Но ужель тебя со мною
Может это разлучить?..
Я здесь нову сень устрою,
Где б вечернею порою
Нам на травке опочить".

Так еще надеждой льстился
Пастушок и обратился
Вдоль по берегу искать,
Где бы счастью пристань дать.

Там из гибких лоз сплетает
Он себе другую сень.
В сих трудах проходит день,
И уж вечер наступает.
Ожиданием томим,
На брегу сидит Полим,
Нежно на рожке играет.
То разительна, громка,
То тиха и сладкогласна
Песнь его, - но все напрасна:
На призывный звук рожка
Не разверзется река.

***

Семь дней мучительных проходит
Во ожиданьях; вот уж день
Осьмой. Полим на пастве бродит
Задумчив, бледен, худ - как стень!
Ни в чем забавы не находит.
        Сенистый тот плетень,

Который посвящал он Ладе,
Сводил, устроивал дугой
День целый, не радя о стаде,
Мечтая только о драгой, -
Теперь он разметал в досаде
        Своею же рукой.

"Труд бесполезный, будь разрушен!
Пусть терн здесь и волчец растет.
Моей богине ты не нужен,
Она сей презрела намет!
Мне вид твой нестерпимо скучен!
        Мне весь противен свет!

Что ж медлю я, несчастный! скину
Я с сердца тягость, - потоплю
В волнах сих всю мою кручину;
Там к той, которую люблю,
Живой ли, мертвый ли, достигну:
        Пусть видит, что терплю!

Жаленьем тронется, взирая,
Как я в последний раз вздохну
У ног ее, там умирая," -
И с словом сим на крутизну
Взбежал и, руки простирая,
        Стремглав - во глубину.