Люблю в душе моей уныние питать.
Природа всякий час готова нам внимать,
Наставник истинный, товарищ драгоценный!
Но более всего люблю тот час священный,
Как гаснет в облаках, прощаясь с миром, день,
Как длинная с холмов в долины ляжет тень,
Полдневных шум работ умолкнет постепенно
И пение певцов слабеет отдаленно,
Невидимы цветы, чернеют зыби вод,
Как света царь, скончав торжественный свой ход,
Померкшее чело скрывает за туманом -
И рдеется заря на западе багряном.
Тогда, мечтается, с прохладным ветерком
Молчание летит под маковым венком, -
Друг ночи и о ней желанный возвеститель,
Ты мир и сон ведешь оратая в обитель!
Час вечера в полях - печальный жизни вид!
Струя сокрытых вод вокруг меня журчит,
И аромат с цветов невидимых восходит;
Тогда во глубину свою мой дух нисходит:
Спят чувства, - и мечта его оживлена!
Парениям ее вселенная тесна.
И здесь питать ее, под наклоненной ивой,
Сажусь я,  углублен в беседе молчаливой...
Сюда, уныния и мудрости друзья!
Лик месяца блеснул на зеркале ручья!
Пред мною храм села, в очах моих кладбище,
Отшедших от земли пустынное жилище,
Не бронза, не гранит - вещатели похвал, 
Полуобрушенный, покрытый дерном вал,
Заросших ряд могил, где мох лишь поседевший
На камнях гробовых, иль вновь зазеленевший,
Почивших время сна являет для очей;
Здесь пепел их свежит извилистый ручей,
Как братья, как друзья, гроб вместе, старца, млада,
Их персти не делит железная ограда!
При них взор странника стремится отдохнуть,
О братья, вместе течь и вместе кончить путь!
О тленности мечта здесь дух мой посещает,
Шаг каждый мой себе подобных попирает,
Из праха нашего составилась земля.
А там, где день и ночь гремит Творцу хвала,
В природной простоте ума неозаренна,
Не хитростью его, а чувством соплетенна,
Где, мнится, сам Отец внимает чад своих,
Вселяет в злобных страх и милует благих,
Где древность на стенах, секирой твердой стали
Невидимых следов означила скрижали.
В сем храме мысль моя со трепетом парит,
Приникши к алтарям поющи лики зрит,
Дух верою, мольбой ланиты воспаленны,
Уста, несущи песнь, и очи умиленны!
Там молится, предстать готовясь пред судом,
Раскаянье, к земле приникшее челом,
В потоке слез свое находит искупленье;
Благословляя там от мира удаленье,
Согбенный летами, под бременем скорбей,
Желая ускорить кончиною своей,
Дом тесный труженик себе уготовляет,
Не кончен виден труд... а старец истлевает!..
Сюда, в час осени, стекайтеся друзья!
Как с шорохом листов смесится шум ручья,
И ток, освирипев, в расширенном стремленье,
К окрестным понесет жилищам потопленье,
Как ветер восшумит, внезапный гость лесов,
И обнажит верхи дряхлеющих дубов,
Как злачные поля, зеленые долины
Представят взорам вид печальныя картины,
Когда не встретится на токе мутных вод
Ни утра зарево, ни ясный неба свод,
Феб скроется, узрев природы разрушенье,
И в скорби сократит для ней свое теченье,
Когда она, сорвав красот своих венец,
Сама - как старица, сретающа конец, -
Тогда, мои друзья, в сей мрачный лес вступайте,
Свой собственный закат всеобщим услаждайте,
Смерть менее страшна, коль думаем о ней.
Сидящим вам в мечтах, быть может, вестник сей,
На мшистой высоте повременно звучащий,
Которым говорит нам миг, от нас летящий,
Моленья скажет час... во храме огнь блеснет,
Всяк к месту, в нем себе избранному, придет:
Торжествен час хвалы, Предвечному несомый!
Быть может, окружив почивших тесны домы,
Благословения на прах их притекут,
Моление и скорбь свой тихий гимн сольют,
И взыдет фимиам над дремлющим в покое...
Там веры чувствуйте величие простое!
Или всю скорбь в себе стремитеся вместить,
Всю силу ближнего несчастия делить,
Когда сквозь частый кров, составленный ветвями,
С бледнеющим лицом, с померкшими очами,
С власами, падшими в небрежности на грудь,
Вы узрите красу, таящу робкий путь
К могиле, где ее отрада заключенна:
Дух скорбью услажден, грудь плачем облегченна!
Склонясь на мшистый крест задумчивым челом,
Уныния она вам будет божеством.