Наскучив жить один, и в суете, и в горе,
Дамон, пронесся слух: ты в брак вступаешь вскоре,
И тысячи уже с невестой сочтены:
Порука верная в достоинствах жены!
"Давно, - ты говоришь, - я, в участи жестокой,
Желал избавиться от жизни одинокой,
Встречать вокруг себя лишь лица скучных слуг,
Всегда, везде один, - мне нужен нежный друг,
Полсердца праздного что занял бы собою;
На свет к супружеству мы созданы судьбою -
И жалок, кто бежит его во цвете дней!
Несчастней - истинно - не вижу тех людей,
Которые живут под старость холостыми,
И участи страшусь я одинакой с ними:
Дряхлеть без помощи и ждать лишь с каждым днем,
Чтобы наследников обрадовать концом,
И, может быть, еще - пример в том не единой -
От них же умереть безвременной кончиной!
Нет, нет! Природы мне закон всего святей:
Хочу иметь жену и милых мне детей:
В семействе лишь приют сердечного покоя!.."
Так впору б говорить с церковного налоя,
И лучше убедить, Дамон, на этот счет
Красноречивый сам не мог бы Боссюет.
Кто спорит в том, ничто не может здесь сравниться
С блаженством - жребием с подругою делиться
И видеть вкруг себя малюток резвых сонм,
Которых в торжестве мечтаешь быть отцом,
Их ласки, суету, домашних уваженье
И обморок жены при малом огорченье!
Но вспомнил ли и то, счастливец из мужей,
Что также горести имеет Гименей,
И что он в наши дни не страж уже любови...
Но что? я начал лишь, а ты уж хмуришь брови
И мне наперекор с досадой говоришь:
"Ты так же, как и свет, во всем лишь худо зришь;
Но если б знал, кого в невесте обожаю,
То воспитание, те чувства..." - Понимаю
И все достоинства даю охотно ей,
Пусть будет честь невест и зависть матерей;
Положим, что тобой избранная супруга
В учении добра не ведала досуга,
Как ангел, дышит лишь невинностью одной,
Но кто уверен в том, чтоб, с пылкою душой,
Начав с тобою жить средь нег и обольщений,
Невинность бы ее спаслась от преткновений,
Явившись в этот свет, на сей театр чудес,
С какими взорами твой ангел сей небес,
Со всею нежностью и непорочным чувством
Пленится зрелища волшебного искусством -
Узрит героев сих, которых нежный глас
О сладостях любви твердит нам целый час,
Роландов яростных, Ренальдов сих прелестных;
Услышит о вещах, еще ей неизвестных,
Услышит, что любви все то, что свято есть,
Как вышню божеству на жертву должно несть,
Все скромны правила, столь в операх знакомы,
Которы разожгут оркестра звучны громы...
Каким движением в душе воспалена,
Ты думаешь, тогда исполнится она?
Ручаться можно ли, что, возвратясь смущенна,
Армид и Ангелик в след славный устремленна,
Отважно не начнет твердить уроки их?
К разврату женщины один потребен миг.
Но пусть в сем случае она не изменится,
И робкий стыд ее соблазном оскорбится.
Один ли страх? Вступя в блестящий света круг,
Куда ее введет гордящийся супруг,
Где окружат ее ласкатели болтливы,
Прельстители сердец, в успехах столь счастливы,
Безмолвна и тверда, подобяся скале, 
Она ль бесчувственна к их будет похвале?
Сперва исподтишка, то взором, то словами,
Их отличит, назвав домашними друзьями;
А там, Дамон, а там?.. Жоконда уж не раз,
Краснеяся скажу, мы видели у нас!
Честь с неприступною той крутизной сравнится,
С которой, низойдя, не можно возвратиться.
Быть может, не пройдет супружества двух лет,
Как, страстная менять любви своей предмет,
Открыто принимать она друзей сих станет -
И цвет стыда навек в лице ее увянет!
В порывах пламенных порочныя любви
Ничто не утолит кипящей в ней крови;
Тогда, неистовой подобясь Мессалине,
Что с ложа цесарей разврата шла к пучине,
В ряд гнусных став рабынь, забыв и сан, и двор,
Позора на следах являла вновь позор,
Предавшись слабости и ею вновь борима,
Не раз утомлена, но ввек ненасытима...
Счастлив, когда в стыде, не кроясь от людей,
Даст средство, чтоб тебе избавиться от ней!
Но что с тобой тогда, коль более жестока,
Любя один соблазн и блеск один порока,
Не столько для себя, как чтоб тебя терзать,
Кокетству своему границ не будет знать?
В дому твоем, скажи, радеющий ко благу,
Как встретишь волокит ты шумную ватагу?
Для всех услужливый и ласковый прием,
Лишь только ты один несносен ей во всем:
Тот словом заплачен, а этот куплен взглядом;
Для них у ней прошло все утро за нарядом,
И грудь прелестная, с стыдливостью борясь,
Вся дышит негою, в покровах не таясь;
Для них искусная рука ее, в терпенье,
Красивое волос устроила паденье...
К ней в спальню, бедный муж, не каждый час входи,
С терпением минут благоприятных жди -
И скромен будь, не смей, при всех словах учтивых,
Ей нежно упрекать в издержках прихотливых;
Чтоб страшных не слыхать упреков, бранных слов,
Рад будешь жертвовать наследием отцов;
И можно ли, скажи, встречать когда с укором
Наклонность в женщине невинную к уборам?
При всем роскошестве ее возможно снесть:
Ей скоро в нищету нельзя еще привесть.
Другой, другой есть страх!.. Что будешь ты, несчастный,
Как демон злой игры вдохнет ей огнь ужасный?
Готовься ты ее за карточным столом
Увидеть заняту сим важным ремеслом,
Как поприще она откроет новой славы,
И игры все от ней возьмут себе уставы;
Готовься видеть ты, как нежная жена,
Почтенных игроков толпой окружена...
....................................
....................................
Но мне опять гремит твое опроверженье:
"Ее небесный нрав, любезность, просвещенье..."
Все помню, но, Дамон! жив в свете меж семей,
Сих кротких ангелов до брачных алтарей
Не видел ли потом, чрез год или и мене,
На пагубу мужьям в ужасной перемене,
Как их могущий гнев в минуту обратит
Храм мирныя любви в жилище Эвменид?
Как нежность их в словах и вкусу должны дани -
Все увлекается потоком страшной брани?
Нет спуску небесам! И тут-то нам, Дамон,
Есть случай кое-чем пополнить лексикон!
Но что, когда еще от страсти иль досуга
Захочет в верности испытывать супруга?
Тут слово каждое являет смысл двойной,
Там твой веселый вид ей кажет знак худой;
Зачем ты вечно с ней, иль, встретясь по разлуке,
Так приближаешься задумчив, будто в скуке,
И, будучи отец уж взрослым дочерям,
Не падаешь, актер, в любви к ее ногам!
Иль, ада самого достойное мученье,
Как тайное к ней в грудь вселится подозренье,
Как твой в молчании замечен каждый ход,
И ты, идя домой, встречаешь у ворот,
В ночи, свирепый вид, в суровом пламень взоре -
И милую жену в прелестном сем дозоре!
Как будешь рад тогда, от страха побледнев,
Когда лишь на тебя обрушится весь гнев,
И, злобствуя, она забудет в сих досадах
Преступного отца тиранить в бедных чадах!
Тут с помощью врачей, приисканных в полночь,
Успеет от притворств не в шутку занемочь,
И ты, ты сам бы рад, теряя духа силы,
В отчаянье ступить на край своей могилы...
"Ты собрал горести все брака", - говоришь.
Я собрал? все, Дамон? ах, ты меня смешишь!
От страшного возьмем предмет не столь суровый;
Я все ли описал, сказал ли я хоть слово
О той, чей пылкий ум, познания и вкус
С собой переселят в твою обитель муз?
Какое для тебя готово восхищенье!
Ты будешь об одном лишь слышать песнопенье,
Или - беда, коль Феб тебе не будет мил, -
Из рук твоих тогда не примут и чернил!
Поэты у тебя назначат вечеринки,
Где слышать будешь все бумажные новинки, -
И все перед тобой отборные умы,
Иной послания, другой свои псалмы,
На суд твоей жене прочтут приличным тоном -
Чего тогда хотеть, владея Геликоном?
И Вздоркин, Вздоркин сам, от басен без ума,
Их будет там читать, как читывал Тальма!*
Услышишь, как меж них, забыв она о поле,
Явится рыцарем в славянском их расколе,
И ты, чтоб их понять, стремлением горя,
Вновь будешь осужден начать от букваря -
О той, которая, в любви к тебе немая,
Ласкает одного счастливца - попугая,
И будет принимать и жар сердечный твой,
И нежность, и любовь с стоической душой?
О той, что, избежав молчания порока,
Без умолку сама лепечет, как сорока?
О той, чья набожность, ища различных мест
И мужа посвятя на вечный переезд,
Захочет свойства в нем узреть к тому потребны,
Чтоб всю его казну отправить на молебны...
Ты, вижу, поражен суждением таким;
Терпенье! кончу все явлением одним,
И уж страшней сего - готов хоть до заклада -
Не скажет ни одна новейшая баллада!
Что, ежели тебя постигнет эта часть?
К геенской скупости в нее вселится страсть -
Тогда, Дамон, тогда заранее покайся:
Суровостям зимы тут в осень подвергайся
И, строгий пост храня во все годичны дни,
Готовься жалобы выслушивать одни,
Что ты, в глазах ее, и мот, и расточитель,
Какого ни она, ни сам ее родитель,
Блаженной памяти, не видел пред собой...
Что скажешь? Неужель ты думаешь со мной
Сказать: "Мучение терпеть не бывши сроден,
Сударыня, вот вам все ваше - я свободен".
И тут развод... Дамон, но вспомни, как у нас
Подобные дела заведает приказ!
Но свет? спокойствие погибшее? но дети?..
И ты, как ни мечтай сии расторгнуть сети,
Всечасно жалуясь пред светом и судьбой,
В терзанье от нее, в терзании с собой,
Готовый в участи завидовать злодею,
И, к ужасу всех зол, жить будешь вместе с нею.