На сером камени, пустынном и высоком,
Вершина коего касалася небес,
Цирцея бледная в отчаянье глубоком
Лила потоки горьких слез.
Оттуда по волнам глаза ее блуждали;
Казалось, что они Улисса там искали.
Еще ей мнится зреть героя своего:
Сия мечта души в ней муку утоляет,
        Она зовет к себе его,
        И глас ее стократ рыданье прерывает:
"Виновник моего мученья!
Ах! возвратись в страну сию;
Не о любви уже молю,
Приди, хотя из сожаленья,
Кончину ускорить мою!
Хоть сердце бедное мое сраженно
Есть жертва пагубной к тебе любви.
Хотя обмануто тобой, презренно,
Но пламень злой еще горит в крови.
И - ах! ужели нежность преступленье,
Чтобы толикое заслуживать презренье?
        Виновник моего мученья!
        Ах, возвратись в страну сию,
        Не о любви тебя молю:
        Приди, хотя из сожаленья,
        Кончину ускорить мою!"

Так в жалобах она скорбь сердца изливает;
Но вскоре к своему искусству прибегает,
Чтоб возвратить назад любви своей предмет;
Все адски божества она к себе зовет:
Коцит и мрачный Стикс, Цербера, Тизифону,
Злых Фурий, грозных Парк, Гекату непреклонну.
Кровавы жертвы уж трепещут на кострах,
И вмиг их молния преобращает в прах!
Тяжелые пары свет солнца затмевают,
Боязненно свой бег планеты прерывают,
Река со ужасом к истоку вверх бежит,
Трясется Тартар весь, Плутонов трон дрожит.

                Глас ее страшный
                Тронул весь ад;
                Громы ужасны
                Глухо гремят;
                Облаки мрачны
                Ясный день тмят;
                Земля трепещет,
                Страхом полна;
                Яростно плещет
                Бурна волна;
                С ужасом мещет
                Взор свой луна.

И тени адские, вняв яры заклинанья,
Из бездны сумрака, бледнея, поднялись.
Их протяженные, унылы завыванья
Далеко в воздухе со стоном раздались, -
И ветры с наглостью заклепы гор прорвали,
И с плачем трепетным и страшным тем смешали
Свой шум, и рев, и вой, и свист!
Усилья тщетные!... Любовница несчастна,
Ты над всесильною любовию невластна!
        Хоть землю можешь потрясти
        И ад в смятенье привести,
        Того не сделаешь ты яростью ужасной,
        Чего твой взор прекрасной
        Не мог произвести!

Ах, независим Купидон,
Свои права он защищает,
Не терпит принужденья он,
По воле смертных наделяет,
Предписывая всем закон,
Законов сам ничьих не знает.
Унылы рощи и поля
Лежат не вечно под снегами,
Разверзши недра, вновь земля
Оденется травой, цветами;
И ясны Алкионски дни
По непогодам вновь наступят,
Хотя потом опять они
Ветрам владычество уступят;
Когда же улетит любовь,
Не возвратить ее нам вновь.